к будущему конфликту. Наконец, нейтралитет был привлекателен тем, что открывал перспективу территориального расширения на севере Германии. Это обещание было частично реализовано в секретной конвенции, подписанной между Пруссией и Францией 23 мая 1802 года, когда Пруссии была обещана значительная часть бывших имперских городов и секуляризованных церковных княжеств в обмен на окончательный отчет императорской депутации, опубликованный в следующем году. Преимущества нейтралитета показались прусским министрам и секретарям кабинета, которым было поручено консультировать короля по вопросам политики, настолько убедительными, что до 1805 года серьезных возражений против него практически не было.22
Основная проблема Пруссии в годы нейтралитета заключалась в том, что королевство находилось между Францией и Россией, что грозило превратить в нонсенс зону нейтралитета и якобы главенствующее место Пруссии в ней. Это было геополитическое затруднение, которое занимало Гогенцоллернов еще со времен Великого курфюрста.23 Но теперь угроза стала еще более явной благодаря французским аннексиям в Германии и ликвидации польской буферной зоны, которая когда-то разделяла Пруссию и Россию.24 В качестве примера можно привести кратковременную оккупацию Пруссией Ганновера в марте-октябре 1801 года. Присоединенный к британской короне личной унией, Ганновер был второй по величине территорией в зоне нейтралитета и очевидной мишенью для любого государства, желающего оказать дипломатическое давление на Великобританию. Зимой и весной 1800-1801 годов царь Павел I организовал сближение с Францией в надежде ослабить морское господство Великобритании на Балтике и Северном море и подтолкнул Берлин к оккупации Ганноверского курфюршества в надежде, что это убедит Британию отступить. Прусский король колебался, но согласился, когда стало ясно, что Франция оккупирует Ганновер, если Пруссия этого не сделает, - действие, которое разрушило бы оставшиеся клочья доверия к роли Пруссии как гаранта зоны нейтралитета. Пруссаки снова отступили при первой же возможности, но этот эпизод показывает, как мало у них было возможностей для самостоятельного маневра, даже в пределах зоны нейтралитета, которую они выделили по Базельскому миру. Он также испортил отношения между Берлином и Лондоном, где было много тех, кто считал, что конечной целью пруссаков было "завладеть курфюршеством [британского] короля".25
Беспочвенность притязаний Берлина на гегемонию в зоне нейтралитета была еще больше раскрыта компенсацией меньших и средних немецких государств за территории, утерянные Францией; вместо того чтобы обращаться к Берлину, эти государства вели переговоры напрямую с Парижем, минуя пруссаков.26 В июле 1803 года Наполеон продемонстрировал свое полное пренебрежение к прусским чувствам, отдав приказ об оккупации Ганновера Францией. Еще один удар по престижу Пруссии последовал осенью 1804 года, когда французские войска ворвались в Гамбург и похитили британского посланника в этом городе, сэра Джорджа Румбольда. Похищение вызвало возмущение в Берлине: Румбольд был аккредитован при дворе Фридриха Вильгельма и выполнял свои обязанности, так сказать, под защитой прусского короля. Более того, эта акция была грубым нарушением пакта о нейтралитете и международного права. Фридрих Вильгельм направил Наполеону горький протест, и кризис в отношениях с Францией удалось предотвратить только тогда, когда Наполеон неожиданно пошел на попятную и освободил Румбольда.27
Еще одно нарушение произошло в октябре 1805 года, когда французские войска прошли через анклавы Гогенцоллернов - Ансбах и Байройт - по пути на юг, где произошло столкновение с австро-русской армией при Аустерлице. Перед лицом таких провокаций аргументы в пользу нейтралитета Пруссии выглядели все более шаткими. Неизвестно, размышлял ли Фридрих Вильгельм III о беспокойном опыте нейтралитета великого курфюрста, или же ему вспомнилось высказывание Лейбница, сделанное в разгар Северной войны: "Быть нейтральным - это скорее похоже на человека, который живет в середине дома, которого выкуривают снизу и обливают мочой сверху".28
Сложность заключалась в том, чтобы определить, что является лучшей альтернативой нейтралитету . Должна ли Пруссия присоединиться к Франции или к России и державам коалиции? Мнения разделились. В прихожей власти разгорались споры: министры, секретари кабинета и неофициальные советники боролись за влияние на монарха. Эта борьба была санкционирована королем, который стремился не попасть под контроль какого-либо одного интереса и поэтому продолжал советоваться с государственными министрами, министрами кабинета, секретарями кабинета, своей женой и различными друзьями по ключевым вопросам. Ведущими фигурами в борьбе за контроль над внешней политикой были недавно ушедший в отставку министр иностранных дел граф Кристиан фон Хаугвиц и Карл Август фон Харденберг, бывший Ансбах-Байройт, который сменил Хаугвица после отставки последнего по болезни в 1804 году.
Во время кризиса Румбольда Харденберг начал настаивать на объединении России и открытом разрыве с Францией, отчасти надеясь использовать дебат о политике нейтралитета Хаугвица для продвижения своей карьеры. Хаугвиц, отозванный из отставки для консультирования монарха, советовал соблюдать осторожность и в то же время маневрировал, чтобы оттеснить Харденберга и вернуть себе контроль над внешней политикой. Харденберг боролся за свой угол с обычной энергией и безжалостностью, стараясь заручиться благосклонностью монарха, от которого зависело все.29 Как показывает их борьба, расхождения во мнениях усиливались из-за враждебных отношений внутри политической элиты. Это стало возможным именно потому, что проблема безопасности Пруссии в 1805-6 годах была такова, что не допускала простого решения. Оба варианта, союз с Францией и союз с державами коалиции, выглядели одинаково правдоподобными - и одинаково пугающими.
Международные события меняли баланс прусской политики то в одну, то в другую сторону. После октября 1805 года, когда французы нарушили нейтралитет в Ансбахе и Байройте, интерес к союзу с Россией усилился. В конце ноября Хаугвиц был отправлен для предъявления жесткого ультиматума французам. Однако едва он успел уехать, как события перевесили чашу весов в сторону Франции. Прибыв в штаб-квартиру Наполеона, Хаугвиц узнал о сокрушительном поражении, которое армии императора только что нанесли объединенным австро-русским войскам при Аустерлице (2 декабря 1805 года). Почувствовав, что его ультиматум больше не уместен, прусский эмиссар предложил Наполеону союз. Шёнбруннский договор (15 декабря 1805 года), а также различные последующие соглашения, навязанные Францией, обязывали Пруссию не только к всеобъемлющему союзу с Наполеоном, но и к аннексии Ганновера и закрытию северных морских портов для британского судоходства. Фридрих Вильгельм понимал, что это будет означать войну с Британией, но рассматривал такой исход как меньшее зло, чем уничтожение от рук Франции. Казалось, что Хаугвиц одержал победу над своим соперником; в марте 1806 года ему удалось заставить Харденберга уйти в отставку. Франция всесильна, а Наполеон - человек века", - писал Хаугвиц прусскому посланнику Луккезини летом 1806 года. Чего нам бояться, если мы объединимся с ним?30
Стремясь избежать конфликта с Россией и сохраняя возможность выбора, Фридрих Вильгельм продолжал проводить тайную политику, направленную на сближение с Санкт-Петербургом. Это было приятным облегчением для Харденберга, который теперь стал агентом тщательно продуманной тайной дипломатии: после того как в
